воскресенье, 20 января 2013 г.

Мёртвые говорят живым

| Кладбища Екатеринбурга

Символика надгробий старого Екатеринбурга

Еще совсем недавно старые кладбища Екатеринбурга представали посетителям безобразными свалками мусора. В годы строительства коммунизма предполагалось, что неухоженные, безобразные надгробия свидетельствуют об усиленной атеистической работе среди местного населения, и городские власти не очень-то торопились с наведением порядка на кладбищах. В ХХ веке были уничтожены наиболее выдающиеся как в плане истории, так и архитектуры комплексы старых екатеринбургских некрополей (“городов мертвых”): Успенское кладбище, располагавшееся в ограде Ново-Тихвинского женского монастыря, Лютеранско-католическое и старое Еврейское кладбища, Рязановское старообрядческое кладбище. Можно сказать, что более-менее нетронутым с конца ХIХ века вплоть до наших дней сохранился комплекс Мусульманского кладбища, где и теперь можно увидеть изукрашенные вязью арабских букв мраморные надгробные плиты конца ХIХ — начала ХХ веков. На некоторые из них сторожа Мусульманского кладбища указывают как на надгробия когда-то широко известных в городе татарских купцов Агафуровых.

С уничтожением Успенского кладбища мы потеряли возможность посетить места захоронений таких выдающихся екатеринбуржцев, как врач А.А.Миславский, архитектор М.П.Малахов, географ, экономист и историк Н.К.Чумпин. Не меньшей потерей для нас, людей, живущих в конце ХХ века, является уничтожение других исторических кладбищ города. Чем для наших современников могут быть интересны частично сохранившиеся до наших дней старинные некрополи, располагающиеся на территории Ивановского и Михайловского кладбищ? Кроме надгробия первооткрывателя россыпного золота на Урале Льва Брусницина, чей прах покоится на Ивановском кладбище невдалеке от Центральной аллеи, можно назвать еще несколько сохранившихся до наших дней надгробных памятников людям, сыгравшим более-менее заметную роль в истории Екатеринбурга конца ХIХ — начала ХХ веков. Среди таковых фотограф Николай Терехов и купец Арсений Телегин, Городской голова Василий Кривцов и епископ Григорий Яцковский, в двадцатые годы ХХ века избранный митрополитом и ставший главою церкви, не признавшей время митрополита Сергия (будущего патриарха) местоблюстителем Патриаршего престола. В то же время, старинные надгробия людей, не сыгравших никакой видной роли в истории города, могут очень много рассказать нам, живым, о том, как екатеринбуржцы конца ХIХ — начала ХХ веков воспринимали неотвратимость своего смертного часа и горечь утраты близких людей. Они свидетельствуют нам, как сто лет назад жителям нашего города виделся смысл их земного существования. Пока мы не уничтожили до конца старинный некрополь, располагающийся на территории нашего города, для нас, живущих, сохраняется возможность учиться у наших предшественников мудрости жизни.

Посетителю старинных кладбищ бросается в глаза высокий художественный уровень надгробий конца ХIХ века. Многие из них (надгробия купцов Телегиных и Ермолаевых, коннозаводчика Федулова и супруги чиновника Императорской гранильной фабрики Турышева) привлекают внимание посетителей кладбища тщательной проработкой деталей (изящный растительный и геометрический орнамент, изображение кистей и складок тканей, маленькие личики серафимов и святых). Некоторые надгробия (например, кованый крест над могилой екатеринбурженки Анны Исаковой на Михайловском кладбище) являются ярким примером искусства уральских кузнецов. Создается впечатление, что многие надгробия создавались не столько для того, чтобы служить напоминанием о жившем когда-то человеке его близким родственникам и потомкам, но и чтобы привлекать своим внешним видом внимание совершенно посторонних людей. Для мещан Екатеринбурга конца ХIХ века не было характерно выставлять богатство и обеспеченность в той же степени, как это было свойственно эпохе “Золотого века” Екатеринбурга. Главным материалом для надгробий, устанавливавшихся во второй половине ХIХ века на Ивановском и Михайловском кладбищах, оставался мраморизированный известняк — камень, часто встречающийся в окрестностях города. Весьма редко здесь можно встретить другие, более качественные сорта мрамора, а о применении в отделке надгробий таких пород, как родонит, яшма или малахит, что, по воспоминаниям старожилов, было характерно, например, для Рязановского старообрядческого кладбища, — трудно даже подумать. Главным для тех, кто заказывал надгробия и их создавал, оставалось подчеркнуть святость и особую символическую значимость места, где покоятся бренные останки человека. Человеку, ушедшему из жизни, предстоит возвращение к жизни на земле — вот то, что старинные надгробия пытаются своим видом сказать посетителям некрополей конца ХIХ — начала ХХ веков.

Значительная часть старинных надгробий представляет собою обелиски, отстроенные в виде маленьких часовенок или церквушек. Обелиски иного рода представляют собою гранитные кубы, сверху перекрытые двухскатной крышей и являют идею “последнего пристанища”, дома, в котором бренные останки человека сохраняются до времен Воскрешения из мертвых. Довольно часто крыша над местом положения в землю бренных останков человека напоминает крышку древнегреческого или древнеримского саркофагов. В античном мире смерть представлялась бесповоротной. Человек, душа которого уходила в Царство теней, умирал раз и навсегда. Вера в будущее возвращение мертвых к жизни на земле утверждает себя у народов Европы с распространением Христианства. Над подобиями саркофагов древних греков на старых некрополях Екатеринбурга некогда возвышались каменные кресты – символ победы жизни над смертью и тлением.

В чисто смысловом плане крест, как символ вечной жизни, резко контрастирует в этих надгробиях со своим основанием. На этом контрасте построена главная идея этих надгробных памятников: близким родственникам умершего кажется, что смерть навсегда похитила из этого мира родного им человека, но Вечная жизнь — жизнь на Небесах — незримо торжествует над тлением.

Среди старинных надгробий, воплощающих идею “последнего пристанища”, в наши дни каким-то особым, внутренним светом и умиротворением выделяется памятник над могилой Павлы Герасимовны Ермолаевой на Ивановском кладбище. Он выполнен из мраморизированного известняка в форме маленького русского резного терема, под крышей которого мы видим изображение Недремлющего Ока Господня с расходящимися от него треугольником лучами света. Чуть ниже мы замечаем выемку, в которой должна была находиться икона Богородицы с младенцем. Икона не сохранилась, но на задней стенке ниши, где она располагалась, мы видим, что мастер, создавший это надгробие, черной тушью нанес контуры изображения Девы Марии. Весь обелиск в целом является воплощением в камне слов “Почила в Бозе” (“Упокоилась в Боге”).

На Ивановском и Михайловском кладбищах Екатеринбурга сохранились также весьма старинные обелиски в форме круглой в сечении колонны, которую обвивает виноградная лоза с кистями спелых ягод, тянущаяся вверх против часовой стрелки. Колонну на этих обелисках венчает маленький свод, выполненный в форме облачка. Над облачками, по воспоминаниям старых людей, водружали фигуры Ангелов. Если движение по часовой стрелке можно считать образом времени жизни человека на земле, то движение против часовой стрелки следует рассматривать образом Восхождения души умершего человека на Небо. Другое, вероятно более позднее, изображение Восхождения после смерти души на Небо — полоска (ленточка) дыма, вьющаяся вверх от пламени повернутого вниз, к земле, факела.

Одним из самых впечатляющих старинных надгробий в нашем городе является обелиск над могилой тюменского купца Князева. Основу композиции этого памятника составляет обрушившаяся в верхней части колонна, символизирующая собою человека, почившего в полном расцвете сил. К колонне прислонен крест о четырех концах таким образом, что его горизонтальная планка подымается с Юга на Север. Она, таким образом, повторяет поворот нижней планки восьмиконечного Православного креста. Если большая горизонтальная планка креста символизирует Небо, то нижняя, косая планка восьмиконечного креста являет собою образ жизни человека на земле. Всю идею монумента над могилой купца Князева можно прочитать как сообщение о том, что человек, прах которого покоится под этим памятником, в своей земной жизни воплотил идеал жизни христианина и удостоился жизни на Небесах.

Находящиеся тут же, в ограде могилы купца Князева, дешевенькие, наспех склепанные из металлических труб восьмиконечные кресты, установленные над умершими в годы советской власти, выделяются разнообразием подходов в плане “куда какую палочку поворачивать”. Здесь у восьмиконечных крестов мы видим то косую среднюю планку (“покосившиеся небеса”), то нижнюю планку не подымающуюся, а, наоборот, опускающуюся с Юга на Север (знак того, что человек шел по жизни неправедным путем). Все это — следы забвения традиционной духовной культуры в нашем недавнем прошлом. Люди просто не знали основных символов Православной веры и сооружали кресты над могилами умерших родственников, руководствуясь своими очень смутными представлениями о том, как должен выглядеть восьмиконечный крест.

Часто старинные надгробия могут представлять весьма интересную информацию о людях, захороненных под ними. Примером может служить изящный обелиск над могилой Прокопия Кривокорытова, выполненный в форме старинной русской церквушки — подобия одной из башенок храма Св.Василия Блаженного на Красной площади в Москве. Из надписей на обелиске мы узнаем, что он поставлен над могилой отца детьми покойного. Из справочника конца ХIХ века выявляется, что Прокопий Крывокорытов был водовозом. В нашем представлении водовоз — бедненький мужичонка, у которого едва-едва хватает средств прокормить кобылу, на которой он возит воду, а вот, поди-ж ты, после его смерти дети ставят над могилой отца монумент покрасивей и понарядней, чем памятник над гробом покоящегося рядом коллежского асессора!

Почти у самого алтаря храма Всех Святых на Михайловском кладбище могила Екатеринбургского Первой гильдии купца Якова Андреева. Там, где указана дата его смерти, мы читаем и год (1888), и месяц (февраль), а вот на месте числа видим аккуратненькую выемку. Создается впечатление, что этот обелиск был изготовлен накануне смерти Якова Андреева, когда ни у него самого, ни у его близких не было никакого сомнения ни в том, в каком году и даже месяце этому человеку надлежало уйти в мир иной, неизвестно было только, в какой день это произойдет. Такая подробность свидетельствует, насколько мужественно люди тогда встречали свой смертный час.

Говоря о старинных надгробиях–обелисках, сохранившихся в нашем городе, никак нельзя обойти молчанием широкое распространение надгробий в форме высеченного из камня спиленного сверху ствола дерева. Часто этот ствол является постаментом для креста, иногда каменного, иногда металлического. Появление в России “моды” на такие надгробия увязывается с проникновением в страну учения масонов. Специалисты по русской архитектуре малых форм такое надгробие (если речь идет о конце ХVIII — первой половине ХIХ века) так и называют масонским, предполагая принадлежность людей, покоящихся под ними, к одной из лож. Надгробия такого типа встречаются на Михайловском и Ивановском кладбищах Екатеринбурга весьма часто. На Михайловском кладбище (на дороге, ведущей к югу от храма Всех Святых) несколько лет назад можно было даже видеть монумент, относящийся к концу двадцатых годов ХХ века, выполненный, судя по всему, с использованием старой, дореволюционной заготовки, где в верхней части каменного пня на месте основания для креста была высечена пятиконечная звезда.

Автор статьи очень сильно сомневается насчет повального увлечения идеями масонов в среде екатеринбургских обывателей второй половины ХIХ века. То, что принято называть “масонским надгробием”, является, также, воплощением представлений о конце земной жизни (срубленный ствол дерева) как начале жизни праведного человека на Небесах (крест о четырех концах).

Вплоть до наших дней в Екатеринбурге сохранились два исключительно ярких и выразительных по своей драматичности надгробия, в основе композиции которых находится обрубленное сверху дерево. Это — надгробие Турышевых — родственников служащего Императорской Гранильной фабрики в Екатеринбурге (Ивановское кладбище) и могила жены и детей известного екатеринбургского ювелира Липина (Михайловское кладбище). Крест на могиле Турышевых, выполненный из мраморизированного известняка в форме двух, скрепленных посередине лентой деревянных перекладин, как бы прорастает из середины пня, цепко ухватившегося за землю своими корнями. На обрубленный древесный ствол сзади накинуто покрывало. Памятник напоминает нам, живым, что, подобно тому, как каждый год с таянием снежных пелен жизнь на поверхности земли начинается заново, наступит время, когда земные покровы спадут и мертвые восстанут. Каждый раз, когда я сам оказываюсь рядом с могилой Турышевых, меня поражает противостояние каменного дерева – символа Надежды на Воскресение из мертвых стоящей рядом с ним засохшей сосне. Мертвый ствол сосны, изъеденный жуками-короедами, превратился в подобие колонны в древнеегипетском храме, от основания до самого верха покрытой таинственными древними письменами. Рядом с ним — другое дерев — воплощенная в камне Весть о Воскрешении из мертвых — реальное свидетельство того, что Вера человека сильнее законов природы.

У могилы Липиных испытываешь острое ощущение трагедии человека, в течение сравнительно короткого отрезка времени пережившего смерть детей и супруги. Огромный мраморный крест о четырех концах, точно большая белая птица, раскинул свои крылья над каменным пнем, установленным над могилой А.Н.Липиной. К подножию креста, будто детеныши, “сбежались” маленькие мраморные гробики, водруженные над могилками детей, а вокруг большого пня “столпились” маленькие пенечки, на которых можно прочесть имена детей Липиных. Смерть необходима, чтобы дать место новой жизни. Для того, у кого на глазах умирают его близкие — это малое утешение. Но это — напоминание о необходимости мужественного принятия ударов судьбы. И чтобы люди помнили о том, что умерший уступает место живому, между пенечками-обрубочками на могиле Липиной были высечены тянущиеся вверх веточки с живыми листочками. Весьма часто на старинных уральских православных кладбищах мы встречаем изображение шестиконечных звезд. Никакого отношения к еврейству люди, захороненные под такого рода монументами, не имели.

Некогда над этими шестиконечными звездами возвышались кресты, до наших дней не сохранившиеся. И, иронией судеб, иудеями, захороненными, непонятно почему, на православном кладбище, в конце ХХ века предстают и бывший Гласный городской думы от сословия мещан Иван Филиппович Седомский с супругою Марией Дмитриевной и Петр Кожевников — владелец иконописной мастерской на Златоустовском проспекте (ныне — улица Розы Люксембург). Между тем, шестиконечная звезда, довольно четко обозначавшая в ту эпоху принадлежность к иудейству, являла собою символический образ “земной юдоли” — бренного мира, в котором, согласно его законам, все движется к своему неотвратимому концу. И если когда-то над этим знаком возвышался крест, то потом время превратило эти монументы в своего рода исторический парадокс. Знаменательно, однако, то, что екатеринбуржским православным мещанам не было зазорно, пусть в виде “отрицания отрицания”, метить себя знаком, обозначающим принадлежность к иудейской вере, а, значит, и обозначать на могилах своих родственников внутреннюю, глубинную связь христианства с иудаизмом.

Особо следует отметить мраморное надгробие, располагающееся на небольшом всхолмье к югу от Ивановской церкви. Оно представляет собою высеченное из камня изображение гроба, с которого спадает плат.

Данное надгробие установлено на семейном участке коннозаводчиков Федуловых, но то, что в наше время с него сорваны таблички с именем захороненного под ним человека, мешает четко констатировать, кому оно принадлежит. В Екатеринбурге сохранилось только одно старинное надгробие такого типа, но на старинных фотографиях имеется изображение такого же надгробия на Лютеранско-католическом кладбище, несколько однотипных надгробий сохранилось вплоть до наших дней на Невьянском городском кладбище. Следует отметить “натуралистичность” надгробия Федулова, детальность не только в изображении плата (проработка изображения изгибов ткани, бахромы и свисающих с плата кистей), но и в изображении самого гроба (заклепок на нем, ручек и т.д.). Такая натуралистичность создает впечатление, что перед нами не каменный монумент, а реальный гроб, оставленный на постаменте не захороненным. Современный человек, неожиданно выйдя к этому надгробию, чувствует себя так, будто перед ним разверзлась могильная яма. Нетрудно, однако, понять главную идею надгробия Федулова, в свете которой этот памятник начинает представляться совершенно по-другому. Памятник намекает на те времена в будущем, когда земля (здесь она символически передана в образе наброшенного на гроб плата) “отдаст свои гроба”, и люди воскреснут для новой жизни. Человек, живший в конце ХIХ — начале ХХ века, стоя у таких памятников, размышлял о том, что такое жизнь и какие формы она может принимать. Мне у надгробия Федулова вспоминается философская притча, сочиненная талантливым русским мыслителем начала ХХ века Василием Розановым, который земную жизнь человека, его смерть и воскресение из мертвых сравнивал с перерождением гусеницы в куколку и куколки в бабочку. Согласно такому предвидению гроб соответствует куколке. Предчувствуя это в глубине своей души, верующие люди стараются не тревожить прах усопших, подобно тому, как любое неосторожное прикосновение к куколке насекомого может повредить процессу ее перерождения в бабочку.

Старинные памятники, подобные надгробию коннозаводчика Федулова повсеместно встречаются по всей России. То, что у людей, их созерцавших, рождались мысли, подобные только что пересказанной философской притче, указывает на особое отношение наших предков к останкам своих усопших и к местам их захоронения. Сто лет назад между живыми людьми и “городами усопших” вряд ли пролегала полоса полного отчуждения и отстранения — та самая, которую не так давно мы пытались создать вокруг старых и даже новых некрополей. Скорее всего, (и именно на это указывает символика старинных надгробий) к миру мертвых наши предки относились не со страхом, а с особого рода трепетом. Трепетом перед местом, где отнюдь не вечно торжествует в своем господстве над жизнью смерть, тление и разрушение, а очень медленно, невидимо для нас, ныне живущих, происходит подготовка к Возрождению из мертвых, зачинается качественно новая жизнь.

Нам, поколениям людей, долго отрицавшим существование тонкого, непроявленного в материи плана нашей жизнедеятельности, трудно при посещении старых кладбищ уловить эти настроения и понять, как и что мертвые говорят живым.

Александр Филимонов

«Бабка Боска Катербуржска»

Евгений Бирюков
Статья опубликована в газете "Главный проспект", год ?. 


Как-то мне пришлось побывать в церкви Святых Иоакима и Анны, она в Курской области. Священник тамошний освящал наш съезд российских... фотохудожников (парадокс, первые светописные изображения церковь третировала, как…. небогоугодные). Тогда же узнал, что упомянутые Иоаким и Анна — дедушка и бабушка Иисуса Христа по материнской линии. В святую команду они попали явно по-родственному. Про отцовскую семью плотника Иосифа — подробности не сохранились. Последний был как бы и ни при чем: Мария понесла, даже не лишившись девственности. Для современной медицины это всего лишь казус, а для тех лет — грех большой. Лишь позднее христианство возвело "непорочное зачатие" в ранг божий и создало культ. Матери Божьей, или Матки Боски (так по-польски, где она самая почитаемая святая). Бабке Боске (рискую так выразиться) тоже приписали чудо: всю жизнь была бесплодной, а потом вдруг родила, в 75 лет. Впрочем, все это я мог узнать и в Екатеринбурге: оказывается, польский костел, что когда-то стоял у нас на стыке улиц Вознесенской и Покровской (Карла Либкнехта и Малышева, остатки его еще долго маячили в послевоенное время), был освящен в честь зачатия той самой Анны.

Лютеранская церковь, г.Екатеринбург
Поляков в городе было заметно. Бывшие ссыльные (после восстаний 1832 и 1863 годов) со временем они здесь прижились, завели семьи, особняки, дошла очередь и до костела: римско-католическая ветвь христианства (поляки принадлежат к ней) в России была признанной, как и ее соперники протестанты-лютеране (преимущественно немцы). Тем более, что у последних уже стояла кирха во имя Святого Петра, на углу Главного проспекта и Солдатской улицы (или Ленина-Красноармейская, на том месте -дом с магазином "Подарки"). И внешне и внутренне это было довольно скромное заведение (что и требовало их вероисповедание) Поляки облюбовали место через дорогу, на близлежащей площади (где сейчас Оперный театр) и обещали здание "...в изящном готическом стиле для красы города". Отцы-управители все-таки решили расселить иноверцев и отвели другое место.
В 1880 году строительство началось, в 1884-м закончилось. Средства собирали сообща, но всего насчитали…1000 рублей. Остальные 19 тысяч добавил Альфонс Фомич Поклевский-Козелл. Он, король винной продукции Урала, уже известен был как большой меценат: за собственный счет построил "латинскую" (католические книги — на латыни) церковь в Омске, там тоже было польское гнездо. Получилось и в Екатеринбурге, Преподнес храму большой напрестольный серебряный крест. Был избран церковным старостой. Освящение первого на Урале римско-католического костела началось 4 октября 1884 года в 10 часов утра. На торжестве были представители греко-российского (православного) вероисповедания, протестанты и лютеране, англиканской церкви и "лица Моисеева закона". Так писал корреспондент "Екатеринбургской недели" и делал вывод о "братстве всех верующих в единого Бога". На каждом из трех алтарей (кроме Анны уважили еще Марию и Иоанна Крестителя) было отслужено по обедне (было и три ксёндза). На хорах (вверху) пели под аккомпанемент фисгармонии любители — г-жи Котелянская и Кронеберг и г-да Давыдов и Федоров. Присутствующие, естественно, оценили и великолепие икон в честь Матки Боски, "бабки" ее и старшего "брата Христова" по вере. Корреспондент отметил также холодный каменный пол, но уточнил, что "готовят ковер во всю церковь". В планах: "всю церковную ограду засадить деревьями, а именно боярышником, тополями и сиренью и сделать вокруг храма дорогу для гуляющих,... и доставить известное удобство для детей граждан, где в летние дни найдут чистую тенистую аллею для прогулок".

Польский костёл г.Екатеринбург, 1885 г.
Костел быстро стал популярным. Особенно с появлением органа: он притягивал любителей духовной музыки, первыми исполнителями стали: Станислав Хыб и Феофил Красовский. Организовалось Общество пособия бедным прихожанам. Опять же под патронажем Поклевского-Козелл, уже сына, Викентия. Этот истый католик передал костелу даже один из своих домов (Гоголевская, 9), в нем поселился ксёндз Иосиф Францевич Вериго, преподаватель Закона Божьего. А прямо напротив костела (Вознесенский проспект, 1) построил свое фотоателье Флориан Лехмайер, дворянин, бывший-студент Варшавского университета (согласно визитной карточке). Но еще известно, что он как раз из ссыльных повстанцев 1863 года. В 1895 году вышло разрешение вернуться опальным поселенцам к себе на родину, но многим было уже не до этого: свое последнее пристанище они нашли на католическом кладбище в Екатеринбурге. Были свои "некрополи" и у других иноверцев.
1897 году по переписи населения Российской империи (первой всеобщей) в Екатеринбурге числилось 39745 православных, 1790 старообрядцев, 323 католика, 384 протестанта, 303 иудея, 678 магометан (всего 43239 человек населения).

Соответственно были и кладбища не только православные, но и старообрядческие. В 1807 году значится уже и "немецкое" — по дороге к Березовскому заводу, у охранного кордон-поста. В конце 1850-х годов там же появилось еврейское: был принят закон в пользу вольной оседлости в городах Урала еврейских купцов и ремесленников. До этого — "ни проездом, ни жительством". В 1860-е годы между ними вклинилось польское. Здесь надгробия были особенно красивы: мадонны, фигуры Иисуса, большие мраморные кресты. Один был в центре и возвышался как символ всего кладбища.
В 1915 году в связи с войной с Германией из Екатеринбурга выдворяли неблагонадежных прусских подданных, аукнулось и на мертвых: некоторые могилы лишились ухода. После гражданской войны именитых покойников проверили на... сокрытие ценностей. Вскоре воинствующие безбожники стали валить кресты (потом к этой акции привлекали и просто очередных "дружинников", по разнарядке).. Многие фамилии на надгробиях я разбирал уже с трудом: директор; гранильной фабрики Вейц, пивзаводчик Филитц, типограф Вурм, фабрикант Перетц, краевед Клер, фотограф. Ляхмайер... Кое-что я заснял тогда для выставки "Попранная красота".
В 1961 году было объявлено о консервации этого мемориала (на 25 лет, по закону), но уже в конце 70-х годов все оказалось снесено с лица земли: спланировали сквер перед огромным новым жилым домом (Асбестовский переулок, 7). А мог бы быть замечательный исторический экскурсионный объект, сейчас бы и потомки из-за границы поехали. Надо хотя бы место увековечить памятным крестом.
Та же участь постигла и иноверческие храмы. Их закрыли в конце 20-х годов. Костел лишили креста и шпиля. В 30-е годы сюда подселился Дом санитарного просвещения, в 40-е -складское помещение (во время войны даже хранилась часть музейных сокровищ Эрмитажа), в 50-е — автовокзал. Потом просился городской шахматный клуб...
Но вдруг сюда стали примерять памятник комиссару Ивану Малышеву (улица все-таки стала его имени) и "готические" стены снесли до фундамента. Получилась площадь перед "Центральной" гостиницей. Но "комиссара" поставили все-таки в другом месте, а здесь посеяли траву, посадили цветы, провели даже дорожки Сейчас нынешние екатеринбургские католики (их около 200) снова ставят вопрос о костеле. Говорят, и место уже выделено: на берегу Исети, у дендрария.
P.S. У меня, в общем-то, православного, по крайней мере, так крещеного, самым большим воспоминанием (уже 25 лет) остаются впечатления о костеле... Святой Анны в Варшаве: там была фотовыставка "Жизнь человека до его рождения". Шведский фотогаф Леннарт Нильсон показывал серию снимков о жизни плода в чреве матери. Чудо это без медицины, конечно, не обошлось. Но что б Святая Анна пропагандировала?!

Источник